دانلود کتاب 120 философов: Жизнь. Судьба. Учение. Мысли: Универсальный аналитический справочник по истории философии: В 2 томах

Разве вы не слышите зов?Река времени отдаляет события, но наш интерес вновь приближает их. Мы бьёмся над вопросами и удивляемся парадоксам, однако сами, уже тем, что живём, являем самое что ни на есть чудо: приговорённые природой к «не быть», всё время думаем над «быть». Люди, для которых как раз последнее обстоятельство и есть сфера постоянных размышлений, зовутся философами. Не только потому, что они любят мудрствовать, и даже не столько поэтому, ибо «вникать» и «заглядывать за» свойственно любому, кто старательно и усердно чем-то занимается, сколько ввиду способа, которым они осуществляют и ведут свои усилия: погружаясь, они воспаряют.Изучение чужой жизни может быть любопытно, может быть полезно. Оно даже, наверное, таково в обоих этих аспектах. Только как не заметить, что польза цели сама, непроизвольно, обязательно превращается в цель пользы. Вот здесь-то и формируется площадка внимания, тот особый ракурс всматривания, когда уже вовсе не обязательно наблюдать, чтобы увидеть. Окружающее никогда не может удержать нас возле себя. Не может, потому что... окружает. Его влекомость отталкивающа: это как вектор — он всегда начинается вблизи нас, но устремлён вовне, в далеко отстоящее.Если сказать, что философ занимается философией, то это всё равно что утверждать, будто пловец занимается водой. Да, мы вовлечены в мир, только вот в чём загвоздка: куда бы ни светило солнце, его побуждение не вызывание использования себя, а подталкивание к смотрению на источник лучей. То, что люди знают, способно — кто ж оспорит? — согревать их и возлелеивать любое удовлетворение, а вот уж есть, оказывается, закон обратности..., там, где тепло, там и рост: успокаивание не успокаивает, а колеблет.Что хочет человек? Только невозможного — жить, познавать, не ошибаться. Что получает человек, отваживаясь на неподвластное? — печаль, сомнения, неуверенность. Так что же, никогда недоставало ни у кого ума сдержать порывы неуёмных надежд, не оступаться в канавы пессимизма и удерживаться от обольщения иллюзиями оптимизма?! Почему же, доставало! Однако так уж складывалось, что всякий, кто брался за эти темы и ближайший к ним ареал проблем, — брался затем, чтобы от них освободиться! — почему-то вязнул (и вовсе не в отторжении!!!) и посвящал себя тому, на что победоносно замахивался.Дело ведь не в том, что мы чего-то недоосиливаем. Нет. Просто всё наше существование обвито принципом коромысла: надавливаешь, чтобы исчезло, а по-рождаешь подъём. Это и есть таинство бытия: не зная своего прихода, мы обеспокоены по его существу до самого своего ухода...Неизвестность магнитит нас. И ясно, что это какой-то очень глубинный, сокровенный, по всей видимости, космический, универсумный зов. Лаборатория Вселенной творит своё продолжение. В реторте этих реакций переплавляются пространства, и огонь сущности не потухающе распаляем. А катализатором процесса выбираются люди, мышление которых изощрено оригинальностью неожиданностей — в акцентах, оценках, подтекстах. Некоторые строят дома, но Первозданному нужны концепции. Кто-то упорен в искусстве, но Первоначалу нужны идеи. Есть любители стежков и дорог, да только Надмировое требует не этого, а аксиом. Мы полагаемся на ракурсы, а оказывается, ракурсы располагают нами.Итак, философы — это глашатаи из бездонья. Ими произносится речь Сути. Матери смысла. И хотя нам этот язык неведом и мало что вообще можно уяснить из незнакомых и странных пока что слов, всё же звук слышимого чем-то нам дорог, как близки родственники, о которых мы ничего не знаем, кроме того, что они далёкие предки...Философия не обязательно должна касаться нас. Это вовсе не её забота и не её дело. Если дождь сейчас не идёт, то это не значит, что его и не будет. Растение тянется вверх не потому, что хочет вытянуться, смысл его активности — рост, устремление, выход из занижения. Вот и мы: не там надлежит быть, где оказался, а там, где быть организмно достойно. Мы-то бываем, а вот сущность заставляет нас быть. И пока деланье зависит от дела, мастерство адекватности не в подражании, а в соответствии.Люди бывают разные — умные, способные, никакие. Немалая часть — равнодушны и немы. Так вот, философы — закваска от скуки и дремоты. Их дар — дарить. А уж обрадоваться подарку — это целиком наше дело. И именно счастье осчастливливаться и есть залог самоощущения жизни.Для чего мы философствуем? Чтобы жить? — Нет, многие в жизни обходятся без философствования, и ничего! Чтобы всё знать? Вряд ли, это было бы более чем странно: как можно опираться на предшествующее, если оно же не опора опирающегося — откуда может быть знание «всего», если само же знание его и ищет? Чтобы блаженствовать? Не думаю, о, если для кого-то блаженство, раздевшись донага обниматься с ветвистым розовым кустом или занятным многолистным кактусом, тогда да — это из разряда таковых.Я бы философию сравнил с ножницами. Их не едят (и в этом смысле они не сводимы к «жизни»), ими не наслаждаются (колючи, безлики, холодны), но когда надо обрезать лишнее или вырезать нужное — без них не обойтись. И точны, и удобны, и... уместны. Философия обеспечивает наше умение выделять прорисованное, она заметность опредмечивает фактом и взятость извлекания гарантирует в облекание: в целостность и в форму.Мы гоняемся за истиной и разгадываем секреты. Но есть и еще кое-что. Мы извлекаем смысл или — оправдывание занятия. Еще ничего не зная, мы уже знаем, что надо знать. И отношение к этому образующему нас свойству и есть первое касание философии. И даже кто не любит летать, делает это, невзначай споткнувшись или сорвавшись со ступенек.Я очень бы хотел, чтобы каждый воспарил к своему предназначению, к расцвету всего самого лучшего, что в нём есть. Самые умные из людей (а их здесь больше ста!) уже готовы к беседе с Вами.